1908. Свадьба Кречинского
Сцены из комедии. 125 м.
Ателье А. Дранкова.
Выпуск 16.XI.1908.
Реж. и опер. Александр Дранков,пом. опер. Лев Дранков и Николай Козловский.
Актеры: Владимир Давыдов (Расплюев), А. Новинский (Кречинский), В. Гарлин (Федор).
Второй акт пьесы А.В. Сухово-Кобылина по мизансценам Александринского театра.
Фильм сохранился не полностью.
Центральное лицо комедии, Кречинский, великосветский игрок и шулер, ведущий игру на крапленые карты, выдающий себя за богача, успел влюбить в себя молодую дочь провинциального помещика Муромского и получил согласие на брак; Кречинский переживает самый тяжелый период своей жизни: все заложено, кредиторы давят его, каждую минуту он ждет исключения из клуба, и тогда конец надеждам на брак, на полуторамиллионное приданое невесты, на широкую карточную игру. Ему нужно десять дней, только десять дней, чтоб стать обладателем богатства Муромских, но для того, чтобы продержаться эти десять дней, надо хотя бы три-четыре тысячи рублей. И когда все планы добыть денег лопаются, Кречинский ставит последний козырь. Своего приспешника, ведущего игру на крапленых картах — Расплюева, он отправляет к своей невесте с поручением взять v нее, якобы для проверки пары, ее драгоценную булавку, которую несколько месяцев тому назад Кречинский сам отдавал в оправу и сохранил ее модель. — Виктория, виктория! — кричит Расплюев, высоко держа полученную от Муромской булавку.
Кречинский прячет в бумажник драгоценную булавку и простую модель ее и, обращаясь к Расплюеву, говорит: «Ну, Расплюев! Теперь бежать…» Расплюев, живущий и мыслящий Кречинским, готов бежать, он торопливо бегает по комнате, уже вытаскивает чемодан, и когда Расплюев требует себе шубу, Кречинский резко осаживает его: — Нет, любезный, тебе не шубу, а, по всей справедливости, серую сибирку с бубновым тузом на спине! И уходя, бросает слуте: «Федор! Не выпускай его отсюда, слышишь?» За миг перед тем торжествовавший Расплюев сразу теряет свой апломб, он вопит, бросается на дверь, но, оттолкнутый слугой, кричит: «Да это… стало, разбой!.. Измена! Ай, измена!» — и с криком: «Режут, ох, режут!.. Караул!.. Караул!.. » — бросается в дверь. Благоразумие опять возвращается к Расплюеву, он понимает, что кричать ему не полезно. «Шш… что я! На себя-то. Сейчас налетят орлы… » — успокаивает он себя и молит слугу Федора отпустить его.
И когда ни мольбы, ни угрозы тюрьмой не действуют на старого слугу, Расплюев бросается на него, но, схваченный Федором, валится на диван. — Ох, ох, ох! Оставь! Смерть моя, смерть! — стонет Расплюев, и победитель Федор важно изрекает: «Не приказано, так сиди смирно». — Рожа, рожа-то какая! — указывает на него Расплюев. — Стал опять в дверях, как столб какой, ему и нуждушки нет. Раздается звонок, и Расплюев в ужасе мечется по комнате. «Полиция в доме, полиция! Идут!! Ух!! Ух!!» — вопит Расплюев и мечется по комнате. Но вместо полиции является торжествующий Кречинский, успевший под видом драгоценной булавки заложить простую модель. И Расплюев вновь оживает: он увлекается пересчитыванием денег и никак не может понять, как это имеется и булавка, и деньги. — Гончая собака — Расплюев, а чутья у тебя нет… Эх ты! — говорит Кречинский, уходя на новые дела, чтобы наконец все-таки запутаться в своих же сетях.
В к-фов в СПб. 1908. № 4. 6—8
Игра таких выдающихся артистов, как Давыдов, Гарлин и Новинский, придает этой всегда современной комедии особый интерес. В.Н. Давыдов настолько реален, что, право, так и слышится его голос.
В к-фов в СПб. 1908. № 3. 5
<…> Мы включили в свой репертуар картину <…> из 2-го акта «Свадьбы Кречинского» с участием В.Н. Давыдова, Гарлина, Новинского. Нам она была показана в Ярославле в кино «Гигант». Мы ее <…> срепетировали, озвучили, и она у нас шла уже как кинеговорящая картина. В своих картинах мы добивались идеальной, безукоризненной точности совпадения не только в движениях, поворотах головы, всего туловища, рук и т.д. Но главное — точного совпадения речи своей (движения губ) <…> за особую плату по предложению владельцев кинотеатров мы соглашались сопровождать, то есть иллюстрировать, звуковыми эффектами немые фильмы, как то: пожар дома, ход поезда, лай собаки, крик петуха, автомобиль и т.д, все, что нужно было по ходу картины. Для этой цели у нас были специальные приспособления. Итак, репертуар наш был уже из 5 кинеговорящих картин, и мы могли бы быть в каждом городе по 3—4 недели <…>, но я лично был против месячной работы в одном городе, так как после первой недели интерес у зрителя уже снижался <…> Нам интереснее было работать там, где было новое место, где наши кинеговорящие картины принимали с громадным интересом. Во многих местечках и городках это было как чудо какое. Это обстоятельство к тому же поддерживалось и самими владельцами кино. Очень многие из них ставили непременныхм условием, чтобы мы входили за экран для декламации и выходили оттуда после декламации так, чтобы публика нас не видала. Когда картина заканчивалась, многие зрители шли быстро за экран или за плотные ширмы, где мы только что декламировали картину, но там уже никого и ничего не было.
Я. Жданов, 1946-11. 20—21